Чакли

Недалеко от города Колы жили старик со старухой. детей у них не было.
Старик охотился, а старуха управлялась дома.
Однажды ходил старик по лесу и вдруг заметил, что между корнями одной старой-престарой ели дымок курится. Подошел он ближе, смотрит: дыра в земле. Он лег на мох и опустил голову в дырку: что там такое? Что там делается?
И видит: там, под землею, житье такое же, как у нас, саамов: погосты стоят – одни в лесу, другие у моря, пастухи оленей пасут, рыбаки рыбу ловят. В погостах вежи – шалаши из тесаных досок такие же, сверху берестой и дерном покрыты, стоят как положено, в два ряда. В вежи люди входят и выходят из них, и детишки по улицам бегают. Вон бабенка выскочила из одной вежи и бежит к себе домой, в руках у нее головешка дымится, искры сыплются – это женщина заняла у соседки огня, надо ей распалить огонь в очаге своего дома.Недалеко от города Колы жили старик со старухой. детей у них не было.
Старик охотился, а старуха управлялась дома.
Однажды ходил старик по лесу и вдруг заметил, что между корнями одной старой-престарой ели дымок курится. Подошел он ближе, смотрит: дыра в земле. Он лег на мох и опустил голову в дырку: что там такое? Что там делается?
И видит: там, под землею, житье такое же, как у нас, саамов: погосты стоят – одни в лесу, другие у моря, пастухи оленей пасут, рыбаки рыбу ловят. В погостах вежи – шалаши из тесаных досок такие же, сверху берестой и дерном покрыты, стоят как положено, в два ряда. В вежи люди входят и выходят из них, и детишки по улицам бегают. Вон бабенка выскочила из одной вежи и бежит к себе домой, в руках у нее головешка дымится, искры сыплются – это женщина заняла у соседки огня, надо ей распалить огонь в очаге своего дома. Какой-то мужичок учит своего оленя кережу возить. Кережа такая же, как у саамов, словно лодочка, на лыжный полоз поставленная. Там, еще подальше, пастух гонит стадо оленей; в речке девушки белье полощут. Все там, под землей, как у людей, а не люди. Какой-то человечек вышел из вежи: ружье на плече, собачоночка на шнурке сзади бежит; ружье-то кремневое, старинное – гремяхой называется.
Это он на охоту пошел. Только сам-то уж очень маленький, а собачонка его и того меньше. да и домик-то его крохотный.
Смотрит: детишки собрались у лесины и лезут по ней вверх, к нему, на землю. Старик назад подался. Притаился за елкой и стал ждать: что дальше будет?
И вот из-под земли вышли маленькие детки, головки большие, глазки как щелочки на березовой коре, на тоненьких ножках пребольшие каньги, белые, из оленьего меха, с носками, загнутыми вверх. Сами-то собой ребятки ядреные, только очень уж толстозадые.
«Вот чудо, – думает старик, – это чакли! Подземные жители!» детки эти вышли на свет, на верх земли, и давай играть. И прыгают-то они, и кувыркаются, и друг друга передразнивают, и все-то смеются они, весело хихикают и заливаются от смеха, словно их кто-нибудь щекочет под мышками.
Умильно старику смотреть, какие это чакли веселые да забавные. Своих-то детей у него нету, вот он и этим бесенятам рад, любуется ими. А они, словно маленькие белочки, играют и резвятся на мхе, под елью.
Старик загляделся на них, да и задумался. Вернулся он домой и сказал старухе своей:
– Сшей-ка ты мне большую каньгу, да обору к ней привяжи.
Сшила старуха большую каньгу и подвязала к ней обору. Старик добавил к ней еще длинную веревку.
Взял он эту каньгу и пошел на то место, где чаклей видел. Подбросил каньгу поближе к дыре и стал поджидать: что будет?
Свечерело. Как только солнышко осветило последними лучами вершины деревьев, из дыры в земле выбежали эти ребятки и начали играть. Один из них увидел каньгу и давай с нею возиться: то на себя оденет, то прыгнет через нее, то кувырнется вместе с нею, наконец заправил обе ноги в каньгу, да еще и оборой вокруг обмотался.
Тут старик дернул за веревку и крикнул. Все ребята в дырку попрыгали, а тот, который в каньге был, упал и остался лежать на боку.
Старик поднял его. Освободил от каньги, взял на руки и спрашивает:
– Как тебя зовут?
Дите это смотрит старику в глаза, смеется и тоже спрашивает:
– Зовут тебя как?
– Ярасим, – отвечает старик, – Ярашкой тоже.
– Тоже Ярашкой, Ярасим, – повторяет чакли и заливается, смеется.
И назвал старик веселого найденыша своим именем – Ярашкой.
– Ну, теперь пойдем, Ярасим домой.
– Домой, Ярасим, пойдем теперь? Ну? – повторяет чакли.
Принес он парнишку домой и говорит жене:
– Не было у нас детей, – вот тебе сын.
Ярашка повторяет вслед за отцом:
– Сын тебе вот, детей у нас не было, вот тебе сын.
Старуха обрадовалась. Ну и стали жить да поживать. И все бы хорошо, да одно беда: что ни скажет ему отец или мать, он все слова передразнивает и все смеется. Смеется, заливается от смеха – такой веселый чакли попался.
И весь разговор с ним такой:
– Ярашка, пойдем обедать! – скажут ему.
– Обедать пойдем, Ярашка – отвечает.
Ну, однако, попривыкли и ладно зажили. Он и в работе был такой же – что бы ни делали, он все передразнивал. Бывало, и плохо кончалось.
Раз пошла мать сети чинить и взяла с собой Ярашку. дала ему ножичек и челнок с пряжей, сказала:
– Вырезай рванье, а на место старого новые ячейки вяжи.
Ну, показала она все, что следует делать, и начали они работать. Мать чинит быстро: рвань долой, а на место дырки челноком раз, раз, и сетка готова, как новенькая. А чакли смотрит, что мать руками делает, так же и он ножичком раз, раз порвал сети. Челноком раз, раз – в сетях новые дырки, больше прежних. Все сети порвал, а сам смеется, заливается, хихикает. Ну чего он хихикает? Ему, вишь, не работа, а забава.
Старуха разозлилась и прогнала его. Кричит старику:
– Забирай чаклю, куда хочешь! Неси его в ямку, откуда взял, а сети ему не чинивать!
Но тут беда. Мать гонит его от сетей, а он на нее наступает, и ее же прогоняет, да теми же словами на нее кричит, что она на него, сам же все смеется, заливается от смеха.
– А сети ей не чинивать ! – кричит, Куда хочешь ее забирай! В ямке ее взял! Откуда взял – в ямку и неси. Куда хочешь ее забирай!
Да еще ножичком машет и сети портит. Под конец подпрыгнул и давай старуху щекотать, а сам смеется, смехом заливается, хихикает. Ну чего он хихикает? Старуха от щекотки совсем уже обезумела, а Ярашка хихикает, и щекочет ее и от себя не отпускает.
Тут прибежал отец. Наказал его. Старик взял его за руку, Ярашка взял старика за рукав, и пошли. Старик с левой ноги шагает, а Ярашка ближней, правой ногой идет. Так и шагают они нога в ногу, правой-левой, левой-правой. Идут толкаются.
Отца Ярашка очень уважал и слушался. Вот старик научил сына доски тесать. Это у него шло хорошо, и старик был в надежде, что скоро они поставят новый амбарчик.
Показал старый, как надо тесать, и Ярашка начал тесать. И тешет, и тешет, и тешет, не остановить его, сам тешет и посмеивается, да еще и подхихикивает. Пока ночь не пришла, все тесал Ярашка.
Ну, вот они и жили. Амбарчик поставили, и старик был очень доволен. Он умел управляться с Ярашкой. А старухе была от него одна поруха: то он сети порвет, то посуду побьет, то в саже вымажется. Она просила старика, чтобы он отвел чаклю в лес и оставил его там, пусть идет к себе домой и там хихикает.
Ярашку тянуло куда-то уйти. Каждую весну он порывался убежать. Но старик берег сына и не отпускал его ни на шаг.
Прошло несколько лет. Ярашка подрос и возмужал. Он стал крепким и разумным, но по-прежнему оставался тем же малорослым человечком.
Времена были плохие. По земле саамов ходила вражья сила – чудь. Они грабили народ. Саамы ушли в леса, вырыли себе в земле дома и жили в землянках, чтобы враги не могли их найти.
Однажды весной старик не доглядел, и Ярашка ушел из дому. далеко убежал.
По горам бегал, бродил по лесам, все искал дыру под землю. Он искал свой дом. И не мог найти. Так он блуждал, пока не наткнулся на чудь.
Чудины ехали на лодках по реке. Они пробирались к городу Коле. Им надо было разграбить город. Увидели Ярашку, схватили и спрашивают:
– Где живешь?
– Живешь где? – отвечает он, а сам посмеивается.
– Ты кто такой?
– Такой, ты кто? – отвечает он вопросом, да еще и хихикает.
– Как тебя звать? – кричит тот.
– Звать тебя как? – спрашивает он атамана и опять: – хи-хи.
И как ни спросят его, он все по своему, теми же словами отвечает, какими его спрашивают, только обратно, с последнего слова, и прихихикивает вдобавок.
Озлобились чудины. Порешили бросить его в реку, в водопад. Схватили парня и швырнули в воду. И вдруг видят все: вместо саамского парня в реку полетел свой же воин. Повторили еще раз, и опять отправили в падун своего человека.
– Заколоть его на месте! – приказал атаман чуди.
Рубанули его мечом, смотрят: своих троих человек в строю как ни бывало, а Ярашка стоит живой и невредимый и опять смеется, подхихикивает.
Заробел атаман, приказал ему, чтобы вел к своим, к отцу-матери. Но Ярашка сказал:
– Если вы дотронетесь до моих стариков, так и знайте: ни один человек из вашей команды живым не дойдет до Колы-города.
На этот раз Ярашка не смеялся.
– Хорошо, – сказал атаман, – веди нас в город Колу.
Ярашка сел в переднюю лодку и поплыл впереди всего отряда. И вел он их по реке, через пороги и через волоки и по тихим плесам, целых пять дней и пять ночей. Привел их к той же Туломе-реке, к большому водопаду и широкому разводью, к малому островочку.
– Тут, – говорит, – привал. Будем ночевать, потому что в Колу-город ночью входить нельзя.
Ну вот и устроили на острове ночлег.
Сам Ярашка стал сторожем при лагере.
Чудь заснула. Стало тихо.
Наступила ночь.
Тогда Ярашка связал все лодки, одна с другою. Только себе он оставил самую маленькую лодочку, а остальные спустил в пучину водопада.
Лодки разбились в щепы. Ярашка переплыл реку и ушел домой к своим старикам.
А чудь пропала.