Высоко над старым городом, что у озера раскинулся,
меж крутых утёсов гнездится старый замок: вышек зубчатых,
окон стрельчатых, , узорчатых, чудищ каменных — несчётное
замок красило количество, а высоки стены доверху
в плющ зелёный укрывалися. Во дворе квадратном весело
жили ящерицы. Тешились день деньскои они на солнышке,
друг за дружкою гоиялися, затевали игры разные
иль за мошками охотились. Веселилися до сумерек
и усталые, довольные, по домам спать расходилися
в скал глубокие расселины, да под камни, мхом обросшие.Высоко над старым городом, что у озера раскинулся,
меж крутых утёсов гнездится старый замок: вышек зубчатых,
окон стрельчатых, , узорчатых, чудищ каменных — несчётное
замок красило количество, а высоки стены доверху
в плющ зелёный укрывалися. Во дворе квадратном весело
жили ящерицы. Тешились день деньскои они на солнышке,
друг за дружкою гоиялися, затевали игры разные
иль за мошками охотились. Веселилися до сумерек
и усталые, довольные, по домам спать расходилися
в скал глубокие расселины, да под камни, мхом обросшие.
От потешного их полчища отличаясь нравом вдумчивым,
хрупкой прелестью и кротостью — жили брат с сестрою, именем
Изумруд и Рая. Крепкою были спаяны любовию,
никогда не разлучалися, каждой мелочью делил ися,
и бывало лучшей радостью для обоих, если солнышко
целый день сияет яркое, не скрываяся за тучкою.
На узорном подоконнике, солнца лаской обгретые,
Изумруд и Рая тешатся задушевною беседою,
Глаз с окошечка не спускаючи. За окном, в просторной горнице
много странного для ящериц: колбы, банки с препаратами,
к стенам чучела подвешены, по углам к столбам прикованы
толстой цепью книги дивные… А хозяин — бледный юноша,
нынче лютню взял, и, чуткая, задушевно отзывается
и на мысли сокровенные, и на зов весны, настойчивый.
— «Утомился, знать, работою мой пригожий», — тихо молвила
Изумруду Рая. — «Сладко мне песни милого подслушивать,
да весь день следить-угадывать: что придумает, что сделает…
Помнишь, днём минувшим солнечный луч ковал он…
— «Это – золото!»
— «Как хотела бы я нарядное золотое платье…»
— «Стала бы королевой царства нашего!»
— «Полюбилась бы наверное светлокудрому!»
— «Не страшно ли? Не чета нам люди. Мало ли
Среди нас красивых ящериц?»
— «Нет, родимый, чует вещее: суждена иная доля мне…»
В этот миг… Вы догадалися, что давно приметил ящериц
молодой алхимик? Крадется он с коварной осторожностью
и берет рукою белою Раю.
Стоит ли рассказывать, как томился жгучей горестью
Изумруд? Как раю бедную он оплакивал? Не тешило,
что на том же подоконнике теремок хрустальный высится
с заключенной Раей… Камушки, мох – все есть. – «Свободы нет!» — Печалится
Изумруд, но Рая с кротостью утешает брата: — «Счастлива я любимого заботою;
знать душа его откликнулась на мою любовь!» что сетовать?
Что гневить судьбу?»
— «Не вынесу я разлуки!»
— «Кто разлучит нас? Иль не вместе мы беседуем?»
— «Но, родимая, ведь голодно взаперти?»
— «Нет, братец, золотом кормят Раю. Видишь, терем мой
золотым зерном усыпанный, блещет словно солнце светлое…
Мне порой невольно чудится, что и я сама из золота:
будто сердце бьется медленней, и густой блестящей влагою
кровь во мне переливается…»
Проходили дни. Печалился о сестре своей все более
Изумруд, слезами тайными исходя в своей каморочке.
Тихо гас, тоской снедаемый, но встречаясь с Раей, весело
С ней беседовал, скрываюче горе горькое. Все более
становилась Рая странною: застывала, молчаливая.,
в теремке своём, и таяла мысль в очах её. Но золотом
отливало тело гибкое, и когда его касалося
солнце ласковыми пальцами — дивным блеском загоралося,
словно ризой было царскою.
Изумруд пришёл к старейшинам своего народа. Кланяясь.
о сестре он им докладывал и просил совета мудрого.
Трое суток думу думали по домам своим старейшины,
на четвёртые — собралися и решили целым полчищем
поглядеть на Раю: правда ли, что она так изменилася,
словно в луч оделась солнечный или с солнцем породнилася?
Изумруд повёл не мешкая по стене толпу неслышную
хрупких ящериц. Взобралися на окно и, в удивлении,
долго ахали: недвижная, в теремке своём покоилась
золотая Рая. — «Дивная», — хором молвили старейшины,
чуть оправясь от смущения. — «Мы пришли тебя приветствовать!
О красе твоей неслыханной Изумруд, твой брат, нам сказывал.
Ныне видишь, лучезарная, мы к стопам твоим повергнуты…»
Ничего им не ответила, не шелохнулась красавица…
— «Ты мудра, ибо молчание мудрость. Будь же королевою,
повелительницей нашею!» Неподвижна Рая. — «Мудрая,
ты согласна, ведь молчание – знак согласия…»
Но скрипнула, отворяясь, дверь хоромины,
и вошёл тот, для которого билось сердце Раи. Бросились
во все стороны старейшины, позабыв своё достоинство.
Лишь один остался. Страшную тайну вечного молчания
угадав душою любящей, к теремку приник хрустальному
гибким телом брат; в отчаяньи к жизни звал сестру любимую,
о любви своей рассказывал, над хрустальною могилою
дни минувшие оплакивал и своё грядущей осени
одиночество печальное.
Золотою грёзой скованной, Рае снятся небывалые
сны о счастье. Бледный юноша наклонился над красавицей
и сказал: — «Для царской дочери…»