Глава шестая

В которой встречаются поросенок и перец.

От уже минуты две стояла в нерешительности, разглядывая дом, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей и изо всей мочи забарабанил в дверь.
(Алиса догадалась, что это ливрейный лакей, потому что на нем была ливрея; судя же по лицу, это был просто карась.)
Дверь отворилась, и из дому вышел Швейцар, тоже в ливрее, с круглой физиономией и выпученными, как у лягушки, глазами – точь-в-точь взрослый головастик.
У обоих на головах были пудреные парики с длинными завитыми буклями. Тут Алисе стало очень интересно; она подкралась немного поближе к дому и, спрятавшись за кустом, приготовилась слушать и смотреть.
Лакей Карась начал с того, что вытащил из-под мышки огромный конверт (чуть ли не больше его самого) и с важным видом вручил его Головастику.В которой встречаются поросенок и перец.

От уже минуты две стояла в нерешительности, разглядывая дом, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей и изо всей мочи забарабанил в дверь.
(Алиса догадалась, что это ливрейный лакей, потому что на нем была ливрея; судя же по лицу, это был просто карась.)
Дверь отворилась, и из дому вышел Швейцар, тоже в ливрее, с круглой физиономией и выпученными, как у лягушки, глазами – точь-в-точь взрослый головастик.
У обоих на головах были пудреные парики с длинными завитыми буклями. Тут Алисе стало очень интересно; она подкралась немного поближе к дому и, спрятавшись за кустом, приготовилась слушать и смотреть.
Лакей Карась начал с того, что вытащил из-под мышки огромный конверт (чуть ли не больше его самого) и с важным видом вручил его Головастику.
– Герцогине, – величественно произнес он. – От Королевы. Приглашение на вечерний крокет.
Швейцар-Головастик с тем же величественным видом повторил все слово в слово, только немного не в том порядке:
– От Королевы. Герцогине. Приглашение на вечерний крокет.
Затем оба поклонились друг другу так низко, что их букли чуть не перепутались. Алисе почему-то стало до того смешно, что пришлось ей опять убежать подальше в лес, чтобы они не услышали, как она хохочет.
А когда она, вволю насмеявшись, вернулась на прежнее место и отважилась снова выглянуть из-за куста. Карася уже не было, а Швейцар сидел на земле у входа в дом и бессмысленно таращился на небо. Алиса робко подошла к двери и постучалась.
– Стучать нет никакого смысла, барышня, – сказал Швейцар. – По двум существенным причинам. Первое: я за дверью и вы за дверью, и вдобавок мы оба снаружи. Второе: они там так шумят, что никто вашего стука не слышит. Не так ли?
Действительно, из дому доносился невероятный шум: кто-то без остановки ревел, кто-то (тоже без остановки) чихал и – мало того – то и дело раздавался страшный треск и звон, словно там изо всех сил били посуду.
– Извините, а как же мне тогда попасть в дом? – спросила Алиса.
– Кое-какой смысл стучать мог бы еще быть, – продолжал Швейцар-Головастик, не обращая ни малейшего внимания на вопрос Алисы, – если бы эта дверь нас разделяла. Пример. Вы, барышня, находитесь в доме. Я нахожусь здесь. Вы стучите. Я отворяю вам дверь. Вы выходите. И вот вы тоже снаружи. Не так ли?
Все это время он не отрываясь глядел в небо, и Алиса решила, что он ужасный невежа.
«Хотя, может быть, он не виноват, – тут же подумала она, – просто у него глаза так устроены: сидят, честное слово, на самой макушке! Да, но хоть на вопросы-то он мог бы отвечать!»
– Как же мне попасть в дом? – повторила она погромче.
– Возможно, я просижу здесь, – продолжал Швейцар, – до завтра…
В этот момент дверь дома отворилась, и большое блюдо полетело прямо Швейцару в голову; ему сильно повезло – блюдо лишь слегка мазнуло его по носу и, угодив в дерево, разлетелось вдребезги.
– …или, возможно, до послезавтра, – продолжал Головастик как ни в чем не быйало, – а может быть…
– КАК МНЕ ПОПАСТЬ В ДОМ? – повторила Алиса уже совсем громко.
– А кто сказал, что вы вообще должны попасть в дом, барышня? – сказал Швейцар. – Начинать надо с этого вопроса, не так ли?
Так-то оно было, конечно, так, только Алиса не любила, когда с ней так говорили.
– Прямо ужас, как вся эта живность любит спорить! – пробормотала она себе под нос. – С ума сойти можно!
А Швейцар, судя по всему, решил, что настал самый подходящий момент, чтобы вернуться к его любимой теме.
– Может быть, я так и буду сидеть здесь – день за днем… День ото дня… Изо дня в день, – завел он.
– А что же мне делать? – спросила Алиса.
– Все, что хочешь! – ответил Швейцар-Головастик и начал что-то насвистывать.
«Да что с ним говорить! – подумала отчаявшаяся Алиса. – Это просто какой-то идиотик!»
Она решительно распахнула дверь и вошла. Дверь открывалась прямо в большую кухню.
Там стоял дым коромыслом: посреди на трехногой табуретке сидела Герцогиня[10] и качала на коленях младенца; Повариха, согнувшись над плитой, что-то помешивала в большой кастрюле. Алисе показалось, что там варится суп.
«И-и-и-чхи! В этом – апчхи! – супе – чхи! – слишком много… а-а-а-пчхерцу!» – с трудом подумала Алиса, – так она расчихалась в первую же минуту, как вошла.
Перцу действительно было слишком много, если и не в супе, то во всей кухне. Герцогиня и та чихала довольно регулярно; а младенец вообще не делал перерывов: он либо чихал, либо ревел и переставал реветь только для того, чтобы чихнуть… И наоборот. Во всей кухне не чихали только двое: сама Повариха и большущий Кот – он лежал у печки и улыбался во весь рот.
– Скажите, пожалуйста, – начала Алиса нерешительно (она была воспитанная девочка и потому не совсем уверена, прилично ли ей первой заговаривать со старшими), – почему ваш кот так улыбается?
– Это Чеширский Кот[11], – сказала Герцогиня, – вот почему. Поросенок!
Последнее слово она выпалила с такой яростью, что Алиса так и подскочила; но она тут же сообразила, что оно относится не к ней, а к младенцу, и, собравшись с духом, снова заговорила:
– Я не знала, что Чеширские Коты должны улыбаться. По правде говоря, я вообще не знала, что коты умеют улыбаться.
– Все они умеют, – сказала Герцогиня, – и большинство не упускает случая!
– А я, представьте, ни одного такого не знала! – сказала Алиса весьма светским тоном. В глубине души она была в восторге, что сумела завязать такую интересную беседу с Герцогиней.
– Ты многого не знаешь, – категорически заявила Герцогиня, – это факт!
Такого рода замечание Алисе никак не могло понравиться, и ей сразу захотелось поговорить о чем-нибудь совсем-совсем другом.
Но пока она старалась найти более привлекательный предмет для беседы. Повариха сняла кастрюлю с плиты и, не теряя времени, взялась за другое дело. А именно: она начала швырять всем чем ни попало в Герцогиню с младенцем.
В первую очередь в них полетели кочерга, совок и щипцы для угля, затем градом посыпались сковородки, тарелки, чашки.
Правда, Герцогиня, казалось, ничего не замечала, даже когда в нее попадало кое-что, а ребеночек и без того так вопил, что никак нельзя было понять, ушибли его или нет. Но Алиса была вне себя от ужаса.
– Пожалуйста, пожалуйста, перестаньте! – кричала она, прыгая на месте от волнения. – Ой, вот сейчас прямо в наш дорогой носик! – Это относилось к огромной сковороде, которая пролетела у ребеночка перед самым носом и чуть-чуть не прихватила упомянутый нос с собой.
– Если бы никто не совал носа в чужие дела, – проворчала Герцогиня, – мир завертелся бы куда быстрей, чем сейчас.
– Ну и что же тут хорошего? – с готовностью подхватила Алиса, обрадовавшись долгожданному случаю блеснуть своими познаниями. – Представляете, какая бы началась путаница? Никто бы не знал, когда день, когда ночь! Ведь тогда бы от вращения…
– Кстати, об отвращении! – сказала Герцогиня. – Отвратительных девчонок казнят!
Алиса испуганно покосилась на Повариху, но, убедившись, что та, пропустив этот (намек мимо ушей, вновь деловито помешивает свой суп, продолжала (правда, несколько сбивчиво):
– Я только хотела сказать, что если сейчас Земля совершает один оборот за двадцать четыре часа… Или наоборот: двадцать четыре оборота за час…
– Ах, не мучай меня, дорогая, – сказала Герцогиня, – цифры – это мое слабое место!
И она снова принялась укачивать своего ребеночка, напевая нечто вроде колыбельной и изо всех сил встряхивая бедняжку в конце каждой строчки:

Малютку сына – баю-бай!
Прижми покрепче к сердцу
И никогда не забывай
Задать ребенку перцу!
Баюкай сына своего
Хорошею дубиной –
Увидишь, будет у него
Характер голубиный!
ПРИПЕВ (Его дружно подхватили Повариха и младенец):
Уа-а! Уа-а! Уа-а!

А исполняя второй куплет этой странной колыбельной. Герцогиня так свирепо подбрасывала младенца и несчастный малыш так отчаянно вопил, что Алиса разобрала только половину слов:

Уж я-то деточку свою
Лелею, словно розу!
И я его – баю-баю,
Как Сидорову козу!
ПРИПЕВ
Уа-а! Уа-а! Уа-а!

– Держи! – крикнула Герцогиня Алисе и швырнула ей ребенка. – Можешь понянчиться с ним, если хочешь. Я должна переодеться к вечернему крокету у Королевы.
С этими словами она выбежала из кухни. Повариха запустила сковородкой ей вдогонку, но немного промахнулась.
Алиса с трудом удержала малыша в руках. Он был какой-то странный. Руки и ноги – торчали во все стороны. «Прямо как у морской звезды», – подумала Алиса.
Бедный крошка пыхтел как паровоз, вырываясь от своей новой няньки. Он то складывался вдвое, то опять весь растопыривался; Алисе долго не удавалось взять его поудобнее.
Как только ей это удалось наконец (для чего пришлось завязать ребеночка узлом и крепко держать за правое ухо и левую пятку, чтобы он не мог развязаться), она вынесла его на свежий воздух.
«Придется взять малыша с собой, – подумала Алиса, – а то они его не сегодня завтра укокошат!»
– Оставить его тут – это просто преступление!
Последнюю фразу она сказала вслух, и ребенок хрюкнул в ответ (чихать он уже перестал).
– Не хрюкай, – сказала Алиса строго, – детям хрюкать неприлично, и никто тебя не поймет!
Малыш опять хрюкнул, и Алиса встревоженно заглянула ему в лицо, не понимая, что же это такое делается.
Нос у него, правда, был что-то уж очень курносый, больше похожий на пятачок, чем на настоящий нос; да и глаза были что-то маловаты для нормального ребенка, и вообще Алисе не очень понравился его вид.
«А все-таки, может быть, он просто хныкал?» – подумала добрая девочка и опять заглянула ему в глаза – нет ли там слез.
Нет, слез не было и в помине.
– Смотри, мой дорогой, – строго сказала Алиса, – если ты решил вести себя по-свински, я с тобой не буду водиться! Заруби себе на носу.
Бедный малыш опять хмыкнул (или хрюкнул, трудно было понять), и они молча двинулись дальше.
Алиса начала уже обдумывать, что она будет с ним делать, когда приведет его домой, как вдруг он снова хрюкнул, да так отчаянно, что она опять в испуге поглядела на него. И на этот раз уже не оставалось никаких сомнений; это был самый настоящий поросенок! Разумеется, было бы совершенно нелепо тащить его дальше на руках; Алиса пустила малыша на землю и с облегчением увидела, что он преспокойно затрусил куда-то в лес.
«Ну что ж, ничего, – подумала она, – ведь из него мог выйти очень противный мальчишка. А так получился очень симпатичный поросенок!»
И Алиса стала вспоминать других знакомых детей, из которых могли бы выйти развеликолепные поросята, и уже говорила про себя: «Вот бы только узнать такое средство, чтобы превратить их…», как вдруг она вздрогнула и остановилась.
В нескольких шагах от нее на ветке какого-то дерева сидел Чеширский Кот.
Кот тоже заметил Алису и только улыбнулся.
«На вид он не злой», – подумала Алиса.
И правда, вид у Кота был добродушный; но только уж очень длинные и когти и зубов полон рот – все это внушало почтение.
– Чеширский Мурлыка… – заговорила Алиса несмело – она не знала, понравится ли ему такое обращение.
Кот в ответ улыбнулся еще шире.
«Значит, не сердится», – подумала Алиса и продолжала:
– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
– Это во многом зависит от того, куда ты хочешь прийти, – ответил Кот.
– Да мне почти все равно, – начала Алиса.
– Тогда все равно, куда идти, – сказал Кот.
– Лишь бы попасть куда-нибудь, – пояснила Алиса.
– Не беспокойся, куда-нибудь ты обязательно попадешь, – сказал Кот, – конечно, если не остановишься на полпути.
Алиса почувствовала, что спорить тут не приходится, и решила подойти к вопросу с другой стороны.
– Скажите, а кто тут кругом живет? – спросила она.
– В этой стороне. – Кот помахал в воздухе правой лапой, – живет некто Шляпа. Форменная Шляпа! А в этой стороне, – и он помахал в воздухе левой лапой, – живет Очумелый Заяц. Очумел в марте. Навести кого хочешь. Оба ненормальные.
– Зачем это я пойду к ненормальным? – пролепетала Алиса. – Я ж… Я лучше к ним не пойду…
– Видишь ли, этого все равно не избежать, – сказал Кот, – ведь мы тут все ненормальные. Я ненормальный. Ты ненормальная.
– А почему вы знаете, что я ненормальная? – спросила Алиса.
– Потому что ты тут, – просто сказал Кот. – Иначе бы ты сюда не попала.
Хотя такой ответ не совсем устраивал Алису, она не могла удержаться от дальнейших расспросов.
– А почему вы знаете, что вы ненормальный? – спросила она.
– Начнем с собаки, – сказал Кот. – Возьмем нормальную собаку, не бешеную. Согласна?
– Конечно! – сказала Алиса.
– Итак, – продолжал Кот, – собака рычит, когда сердится, и виляет хвостом, когда радуется. Она, как мы условились, нормальная. А я? Я ворчу, когда мне приятно, и виляю хвостом, когда злюсь. Вывод: я – ненормальный.
– Разве вы ворчите? По-моему, это называется мурлыкать, – сказала Алиса.
– Пусть называется как угодно, – сказал Кот. – Ты вечером будешь на крокете у Королевы?
– Ой, я бы очень хотела, – сказала Алиса, – да только меня что-то еще не приглашали.
– Значит, до вечера, – сказал Кот и исчез.
Не сказать, чтобы Алиса так уж сильно этому удивилась – она уже привыкла ко всяким чудесам, – но все-таки она долго не могла отвести глаз от ветки, на которой только что сидел Кот. Как вдруг он появился снова.
– Кстати, чуть не забыл спросить, – сказал он, – что случилось с тем ребенком?
– Он превратился в поросенка, – честно ответила Алиса.
– Так я и думал, – сказал Кот и опять исчез.
Алиса подождала немного, втайне надеясь, что он снова появится, но кота все не было, и она пошла в ту сторону, где, по его словам, жил Очумелый Заяц.
«Шляпы я и раньше видела, – думала она, – а Заяц, конечно, намного интереснее! А потом, ведь сейчас май месяц, а не март, – может, он уже понравился, стал нормальный…»
Тут она подняла глаза. Перед ней на ветке опять сидел Кот.
– Как ты сказала: «в поросенка» или «в карасенка»? – с живым интересом спросил он.
– Я сказала «в поросенка», – отвечала Алиса, – и можно вас попросить не исчезать и не появляться все время так внезапно, а то у меня прямо голова кружится!
– Договорились, – сказал Кот и на этот раз действительно стал исчезать по частям, не спеша: сначала пропал кончик хвоста, а потом постепенно все остальное; наконец осталась только одна улыбка, – сам Кот исчез, а она еще держалась в воздухе.
«Вот это да! – подумала Алиса. – Кот с улыбкой – и то редкость, но уж улыбка без кота – это я прямо не знаю что такое!»
Очень скоро показался невдалеке дом Очумелого Зайца: трубы на нем были в виде заячьих ушей, а крыша покрыта заячьим мехом, так что Алиса сразу догадалась, что это тот самый дом.
Дом был такой большой, что она побоялась подойти к нему – сперва она съела немножко гриба из ЭТОЙ руки и стала ростом раза в два побольше. Да и то она сильно замедлила шаги.
«А вдруг он все-таки бешеный, – думала она, – пожалуй, лучше мне было пойти к Шляпе!»

[/center]