В одном украинском селе, где были частые базары,
стоял кабак. В том кабаке давали водку за товары,
за деньги, даже за старье. Но почему-то там никто
не мог подолгу удержаться, и целовальники легко
и странно стали разоряться: то вдруг случится недочет,
то вор все деньги украдет иль целовальника прирежет,
то целовальник сам умрет… Кабак уже снимали реже,
а там оставили совсем. Он стал предметом разных тем
для толков, сплетен, пересудов… Однажды, пьяница ефрем
сказал: — «Ну, пьяницей не буду, когда в проклятом кабаке
с чертями не ужиться мне!» его пустили не жалея.
Он взял с собою пук свечей, топор и спички. Вот уж веет
прохладой вечера, и вот глухая полночь настает.В одном украинском селе, где были частые базары,
стоял кабак. В том кабаке давали водку за товары,
за деньги, даже за старье. Но почему-то там никто
не мог подолгу удержаться, и целовальники легко
и странно стали разоряться: то вдруг случится недочет,
то вор все деньги украдет иль целовальника прирежет,
то целовальник сам умрет… Кабак уже снимали реже,
а там оставили совсем. Он стал предметом разных тем
для толков, сплетен, пересудов… Однажды, пьяница ефрем
сказал: — «Ну, пьяницей не буду, когда в проклятом кабаке
с чертями не ужиться мне!» его пустили не жалея.
Он взял с собою пук свечей, топор и спички. Вот уж веет
прохладой вечера, и вот глухая полночь настает.
Ефрем не спит. Чу! Половица скрипит. Он взял топор и ждет:
— «Ефрем чертей, ведь, не боится, лишь сунься – сразу зарублю!»
Но тихо все. Ефрем свечу зажег и видит: из-под пола
Растет и вверх, и в ширину чудное дерево. На голом –
вдруг появилися цветы, и шепчет кто-то: — «Не руби!
Тебе я худа не желаю, с тобою уживемся мы…»
— «Ну, нет! Ты – дьявол, я ведь знаю!»
— «Молчи! Дай лучше выпить мне.»
— «Да как я дам? А рот твой где? Тьфу, черт!»
— «Будь другом, не ругайся, послушай мой тебе совет:
ты ровно на год оставайся здесь торговать…
— «Кто ты, скажи!»
— «Сначала водкой угости!»
Ефрем налил вина в стаканы и чокнулся: — «Ну, что ж, бери!»
Глядит, стакан, как будто пьяный на воздух поднялся, и сам
вдруг опрокинулся. – «Что ж, дам тебе отчет за угощенье:
спасибо, удружил ты нам! Так выслушать имей терпенье.»
и голос кроткий, чуть глухой заговорил: — «Я – молодой…
Уж с дества по миру скитаюсь… Люблю людей, свет и покой,
но ото всех всегда скрываюсь. Я – сын купцов. Меня они
в утробе прокляли. Судьбы моей нет горше. Оборотень,
я мучаюсь… Поймешь ли ты? За то, что к жизни не пригоден,
ни дух, ни человек живой… Даю тебе совет такой:
в полночь и в полдень, за заслонку ты ставь стакан вина большой
и на меду одну лепешку – то будет пища мне. А ты
здесь образов не заводи! Воров, дистаночных, подсыльных,
поверенных – ты не труси, не бойся карбышей: бессильны
на целый год враги твои. Но через год, слышь, уходи,
чтоб худа не было…»
— «Отлично! Да покажись мне!»
— «Обожди, минует год. Ну, любопытный, прощай теперь!»
И как огнем сверкнуло дерево. Потом все съежилось и тихо скрылось –
как не было… И снова дом объят молчаньем.
Все случилось так, как проклятый предвестил:
в селе базар наутро был, и не одним целковым звонким
в тот день Ефрем мошну набил.
— «Продался дьяволу», — сторонкой шептались люди про него.
С тех пор, что день – то прибыль. Все Ефрем имеет, что желает.
Ни штраф, ни недочет его теперь покоя не смущает,
он не боится никого! Но время быстрое текло,
и год минул. Полночь пробило. Ефрем налил в стакан вино: — «Ты здесь?»
В ответ заговорило: — «Я здесь, Ефрем. Я ухожу,
куда – не знаю сам. Судьбу свою кляня, уйду отсюда…
Теперь себя я покажу, петух еще не пел покуда.
Возьми свечу, ведро воды, гляди!
Волшебной красоты в воде Ефрему показалось
лицо. – «Какой красавец ты!» — воскликнул он.
— «Ах, мне б желалось счастливым быть, а красоту
я лучше Богу подарю!»
И с тихим вздохом все пропало, и что-то кинулось в трубу,
Заплакало там, застонало и стихло вдруг.
Ефрем не спал всю ночь. Что думал, что гадал
в часы бессонные – не знаю. Но с ночи той он должность сдал
и на Руси святой, бескрайной, на храмы – странником – сбирал.
Свежие комментарии