Кто сглазил троллей?
Актовый зал постепенно заполнялся. В зале над сценой сияла свежей краской надпись «Добро пожаловать на конференцию!»
Гости переговаривались между собой. Звучал французский, английский, немецкий акцент, но все прекрасно понимали друг друга и радовались встрече, или заново знакомились, приветствовали друг друга, шутили, тянулись с поцелуями и рукопожатиями через ряды, рассаживались на мягких креслах, увлеченно изучали программки. Ректор АДПО, очень полная дама по имени Светлана Пафнутьевна, из-за кулис поглядывала, как заполняется помещение, и неодобрительно переводила взгляд на часы. К полной и дебелой мадам-ректору подошла маленькая и тщедушная профессор Кулемина, которая отвечала за последовательность концертных номеров, перемежающих традиционные выступления руководителей Академии.
— Кому интересно сборище древних старикашек и старушонок! То же, что коллекция пыли на зеркале! Если смахнуть тряпкой, только чище станет! Не будете же вы холить и лелеять древние руины, когда можно их снести и создать великолепное современное высотное здание из стекла и бетона, — запальчиво проговорила профессор Кулемина и пригладила ладошкой жидкие кудри на макушке.Кто сглазил троллей?
Актовый зал постепенно заполнялся. В зале над сценой сияла свежей краской надпись «Добро пожаловать на конференцию!»
Гости переговаривались между собой. Звучал французский, английский, немецкий акцент, но все прекрасно понимали друг друга и радовались встрече, или заново знакомились, приветствовали друг друга, шутили, тянулись с поцелуями и рукопожатиями через ряды, рассаживались на мягких креслах, увлеченно изучали программки. Ректор АДПО, очень полная дама по имени Светлана Пафнутьевна, из-за кулис поглядывала, как заполняется помещение, и неодобрительно переводила взгляд на часы. К полной и дебелой мадам-ректору подошла маленькая и тщедушная профессор Кулемина, которая отвечала за последовательность концертных номеров, перемежающих традиционные выступления руководителей Академии.
— Кому интересно сборище древних старикашек и старушонок! То же, что коллекция пыли на зеркале! Если смахнуть тряпкой, только чище станет! Не будете же вы холить и лелеять древние руины, когда можно их снести и создать великолепное современное высотное здание из стекла и бетона, — запальчиво проговорила профессор Кулемина и пригладила ладошкой жидкие кудри на макушке.
— Ваши высотки начинались именно с древних построек. В древности и простая изба казалась небоскребом. Высотка — правнучка избы, — укоризненно парировала Светлана Пафнутьевна, — не уважая свое прошлое, человек автоматически теряет будущее!
— Вчера на школьном вечере я рассказывала первоклассникам о своей новой книге «Атавизмы фольклоризма». Я взывала к пользе современных праздников и выдвинула тезис, что реверсии типа Пасхи, Нового года, Рождества давно обязаны почить. Я сказала, что хоть мы и празднуем Новый год, но Дедушки Мороза на самом-то деле нет, о чем и рассказывается в моей книге, — профессор Кулемина запнулась, поджала губы и закончила, — дети выдвинули антитезу, с ревом закидав меня неравномерно и ассиметрично сложенными листками бумаги.
— Не вздумайте рассказать это своим слушателям сегодня, — посоветовала Светлана Пафнутьевна.
Калистрат, убедившийся в прочности дополнительных светонепроницаемых штор, прошел за кулисы. Покосившись на спорящих Светлану Пафнутьевну и профессора Кулемину, он отступил вглубь закулисного пространства и увидел здесь группу человечков невысокого роста. Они были одеты в зеленые кафтаны, кружевные рубашки, сколотые у горловин хрустальными булавками, черные бриджи, полосатые гольфы и башмаки со сверкающими пряжками. На их головах возвышались непропорционально большие красные колпачки. Человечки приветливо поклонились Калистрату. Он кивнул им в ответ. В это время Светлана Пафнутьевна вышла на сцену, встала к трибуне и начала произносить перед зрителями свою приветственную речь. Ее встретили бурными аплодисментами, а она сообщила о том, как много значит сегодняшняя конференция для современного общества. Яркая подсветка, которую искусно посылали на сцену электрики, выгодно освещала ее фигуру, и, благодаря этому, она совершенно не казалась тучной.
Над головой Калистрата загрохотал знакомый гренадерский глас:
— Опять ты бездельничаешь? Запомни, что ты пока еще на испытательном сроке. И неизвестно, оставят тебя на постоянную работу или же нет.
Он тяжело вздохнул и обернулся к Алине Петровне.
— Почему норвежцев только восемь? — строго проорала она.
— А сколько их должно быть?
— Десять! Поищи еще двоих. Скоро их номер.
Двоих норвежцев за руки привела профессор Кулемина, которая была ненамного выше каждого из них.
— Алина Петровна, вечно вы из «тьфу» делаете «ого-го!». Не трепыхайтесь, милочка, я их нашла — заблудились среди цветочных горшков в зимнем саду, — надменно объяснила она, — плоды больной фантазии человеческих предков.
— После их танца — моя речь, — выкрикивала Алина Петровна, семимильными шагами расхаживая за сценой.
Завершившую свое пафосное выступление Светлану Пафнутьевну проводили еще более бурными аплодисментами. Профессор Кулемина критически оглядела, в порядке ли костюмы норвежских гостей, после чего объявила зрителям их выход. Человечки просеменили на сцену. В руках у двоих, едва не заблудившихся в дебрях девственного дендрария зимнего сада, оказались музыкальные инструменты. Они заиграли на них дивную музыку, а остальные, выстроившись в причудливую фигуру, начали отплясывать.
— Кому это надо? — Скривив губки, прошелестела невысокая профессор Кулемина.
— Не отвлекайте меня своей бесполезной болтовней! Дайте сосредоточиться! — строго оборвала ее двухметровая Алина Петровна, — мне сейчас речь с трибуны говорить.
— А я думала — в баскетбол играть, — язвительно промолвила профессор Кулемина, удаляясь, — пойду, поищу вам баскетбольный мячик.
Видимо, хлопки зрителей попали в какой-то резонанс с топотом ног танцующих. Завибрировало старенькое здание Академии. Сорвавшаяся с петель плотная занавеска упала на подоконник и медленно сползла на пол. Солнечный свет, рванувшийся в актовый зал, мгновенно залил сцену. Тролли завопили от ужаса, присели на корточки и закрыли личики крошечными ручонками. Солнечный свет превратил их в каменные изваяния.
— Безобразие! Кто вешал занавески? Кто? — Рвала и метала за кулисами Алина Петровна, — если этот «кое-кто» — с моей кафедры, то он больше здесь не работает!
Калистрат решил не отвечать на ее вопросы, а ринулся в зрительный зал. Словно мангуст, он ловко вскарабкался на подоконник и принялся приводить занавеску в первоначальное состояние.
— Можешь не стараться, вах. Мы света нэ боимся, да! — Проорал с диким восточным акцентом старик с лицом, напоминающим печеное яблоко в чалме, — а троллям, вах, уже нэ помочь!
— Заткнись, Турахон! Майский дурак, чтобы тебе всю жизнь маяться! — закричал кто-то в его адрес.
С первого ряда зрительного зала по лесенке рванулся на сцену розовощекий норвежец в красных штанишках и такой же алой курточке. Он живенько перетаскал каменные «статуэтки» троллей за кулисы. Страусиной походкой на сцену вынеслась Алина Петровна. Она состроила Калистрату страшную рожу, а потом принялась за свой доклад.
— Печально, что солнечный свет немного испортил здоровье нашим танцорам, но у нас очень хороший медпункт. Думаю, все будет благополучно, — начала она, натужно улыбаясь, — а я предлагаю переключить внимание на нашу конференцию, которая проходит под лозунгом «Прошлое и современность: опыт взаимодействия». Итак, господа и дамы, что же это значит — опыт взаимодействия. А значит это…
Калистрату было некогда слушать, что же, по мнению его начальницы, означают эти слова. Он помог норвежцу в красных штанишках перетаскать каменных троллей в медпункт. Врач Академии срочно закончил пить чай и надел очки.
— Опять сглазили! — сказал он.
— Неужели их можно спасти? — Взволнованно спросил Калистрат, который впервые видел такое.
Врач пренебрежительно хмыкнул, вытащил из шкафа два клетчатых пледа и накрыл ими сверху каменных троллей.
— Думаю, через два покрывала свет не пройдет, — благодарственно сказал норвежец.
— Через часок отойдут от шока, оживут. Эозофобия у них. Сколько раз говорил им — тренироваться надо, постепенно закалитесь! А так им всю жизнь придется по пещерам прятаться, рассвета и белого дня бояться, — терпеливо объяснил врач.
Калистрат и высокий норвежец вышли в коридор.
— Клаус. По-вашему — Коля, — сказал норвежец и протянул раскрытую ладонь.
Калистрат охотно пожал ему руку.
— Не повезло! Я их всю дорогу берег. На оленях вез, да не просто в санях, а в светонепроницаемый ящик с крышкой посадил, — объяснил Клаус, — сглазил их кто-то. Вот занавеска и упала.
— Кто же сглазил?
— Тот, кто не верит в сказку, смеется над чудесами, — пожал плечами Коля-Клаус, — какой-нибудь дикий скептик, у которого не все благополучно в семье, а, возможно, и в собственном детстве, потому он и злой такой.
Перед глазами Калистрата предстал облик нескладной дылды Алины Петровны, свирепо вопящей излюбленную фразу: «Безде-е-ельничаешь!».
Свежие комментарии