Один, слышь, царь велел созвать со всего царства всех, сколь ни есть, бар (бояр), всех-на-всех к себе, и вот этим делом-то заганул им загадку:
— Нуте-ка, кто из вас отганёт? Загану я вам загадку: кто на свете лютей и злоедливей, — говорит, — всех?
Вот они думали-думали, думали-думали, ганали-ганали, и то думали и сё думали — всяко прикидывали, знашь, кабы отгануть. Нет, вишь, никто не отганул. Вот царь их и отпустил; отпустил и наказал:
— Вот тогда-то, смотрите, вы опять этим делом-то ко мне придите.
Вот, знашь, меж этим временем-то один из этих бар, очень дошлый (догадливый), стал везде выспрашивать, кто что ему на это скажет? Уж он и к купцам-то, и к торгашам-то, и к нашему-то брату всяко прилаживался: охота, знашь, узнать как ни есть да отгануть царску-то загадку. Вот один горшеня, что, знашь, горшки продает, и выискался.
— Я, слышь, сумею отгануть эту загадку!Один, слышь, царь велел созвать со всего царства всех, сколь ни есть, бар (бояр), всех-на-всех к себе, и вот этим делом-то заганул им загадку:
— Нуте-ка, кто из вас отганёт? Загану я вам загадку: кто на свете лютей и злоедливей, — говорит, — всех?
Вот они думали-думали, думали-думали, ганали-ганали, и то думали и сё думали — всяко прикидывали, знашь, кабы отгануть. Нет, вишь, никто не отганул. Вот царь их и отпустил; отпустил и наказал:
— Вот тогда-то, смотрите, вы опять этим делом-то ко мне придите.
Вот, знашь, меж этим временем-то один из этих бар, очень дошлый (догадливый), стал везде выспрашивать, кто что ему на это скажет? Уж он и к купцам-то, и к торгашам-то, и к нашему-то брату всяко прилаживался: охота, знашь, узнать как ни есть да отгануть царску-то загадку. Вот один горшеня, что, знашь, горшки продает, и выискался.
— Я, слышь, сумею отгануть эту загадку!
— Ну скажи, как?
— Нет, не скажу, а самому царю отгану.
Вот он всяко стал к нему прилаживаться:
— Вот то и то тебе, братец, дам! — и денег-то ему сулил, и всяку всячину ему представлял. Нету, горшеня стоял в одном, да и полно: что самому царю, так отгану, беспременно отгану; опричь — никому! Так с тем и отошел от него барин, что ни в жисть, говорит, не скажу никому, опричь самого царя.
Вот как опять, знашь, сызнова собрались бары-то к царю и никто опять не отганул загадку-то, тут барин-от тот и сказал:
— Ваше-де царское величество! Я знаю одного горшеню; он, — говорит, — отганёт вам эту загадку.
Вот царь велел позвать горшеню. Вот этим делом-то пришел горшеня к царю и говорит:
— Ваше царское величество! Лютей, — говорит, — и злоедливей всего на свете казна. Она очень всем завидлива: из-за нее пуще всего все, слышь, бранятся, дерутся, убивают до смерти друг дружку: в иную пору режут ножами, а не то так иным делом. Хоть, — говорит, — с голоду околевай, ступай по миру, проси милостыню, да того гляди — у нищего-то суму отымут, как мало-мальски побольше кусочков наберешь, коим грехом еще сдобненьких. Да что и говорить, ваше царское величество, из-за нее и вам, слышь, лихости вволю достается.
— Так, братец, так! — сказал царь. — Ты отганул, — говорит, — загадку; чем, слышь, мне тебя наградить?
— Ничего не надо, ваше царское величество!
— Хошь ли чего, крестьянин? Я тебе, слышь, дам.
— Не надо, — говорит горшеня, — а коли ваша царска милость будет — говорит, — сделай запрет продавать горшки вот на столько-то верст отсюдова: никто бы тут, опричь меня, не продавал их.
— Хорошо! — говорит царь, и указал сделать запрет продавать там горшки всем, опричь его. Горшеня вот как справен стал от горшков, что на диво!
А вот как царь, знашь, в прибыль ему сказал, чтоб никто к нему не являлся без горшка, то один из бар, скупой-перескупой, стал торговать у него горшок. Он говорит:
— Горшок стоит пятьдесят рублев.
— Что ты, слышь, в уме ли? — говорит барин.
— В уме, — говорит горшеня.
— Ну, я в ином месте куплю, — говорит барин.
После приходит:
— Ну, слышь, дай мне один горшок!
— Возьми, давай сто рублев за него, — говорит горшеня.
— Как сто рублев? С ума, что ли, — говорит, — сошел?
— Сошел али нет, а горшок стоит сто рублев.
— Ах ты, проклятый! Оставайся со своим горшком! — и ушел опять тот барин.
Уж думал он без горшка сходить к царю, да обдумался:
— Нехорошо, слышь, я приду к нему один, без горшка.
Сызнова воротился.
— Ну, — говорит, — давай горшок: вот тебе сто рублев.
— Нет, он стоит теперь полторы сотни рублев, — говорит горшеня.
— Ах ты, окаянный!
— Нет, я не окаянный, а меньше не возьму.
— Ну, продай мне весь завод: что возьмешь за него?
— Ни за какие деньги не продам, а коли хошь — даром отдам тебе: довези меня, — говорит, — на себе верхом к царю.
Барин-то был очень скуп и оченно завидлив, согласился на это и повез горшеню на себе верхом к царю. У горшени руки-то в глине, а ноги-то в лаптях торчали клином. Царь увидал, засмеялся:
— Ха-ха-ха!.. Ба! Да это ты! (узнал, слышь, барина-то, да и горшеню-то). Как так?
— Да вот то и то, — рассказал горшеня обо всем царю.
— Ну, братец, снимай, слышь, все с себя и надевай на барина, а ты (барину-то сказал) скидай все свое платье и отдай ему: он теперь будет барином на твоем месте в вотчине, а ты будь заместо его горшенею.
Свежие комментарии